Автор | Отправлено | Сообщение |
---|---|---|
Аленаnewtimes@cityline.ru | 18.05.2000 18:47 | мое интервью с Гораном Бреговичем в СВАДЬБЫ И ПОХОРОНЫ БРЕГОВИЧА Елена Егерева История Югославии под музыкальной редакцией Горана Бреговича Горан Брегович стал самым культовым музыкантом Балкан, сочиняя композиции исключительно для похорон и иногда для свадеб. Оркестр Горана Бреговича, рок-звезды бывшей Югославии, автора прославленных саундтреков к фильмам Эмира Кустурицы, знаменитого в Европе этно- композитора, так и называется – “Свадьбы и похороны”. Под саундтрек Бреговича к фильму Кустурицы “Мечты в Аризоне” мечется на MTV “в машине смерти” (хит In The Deathcar ) Игги Поп. Джонни Депп мечется на кинопленке между двумя женщинами - Фэй Данауэй, летающей в Небе Аризоны на парковых стульях, отважно парящей на самодельных аппаратах, таких же легких и прозрачных, как ее летящие платья, и Лив Тайлер, которая в борьбе против полетов мачехи подбадривает себя игрою на гармони, которая ласкает на своей постели черепах - земных пресмыкающихся, мечтает о земле Аризоны и соединяется с ней, совершая самоубийство. Вместе с Фэй по небу не в такт летают рыбы. “Рыбы не думают, потому что и так все знают”. Невпопад болтает Джерри Льюис, торгующий машинами и мечтающий добраться до Неба, построив свою лестницу Иакова из кадиллаков. Свадьба и похороны, не ставшие публичной акцией, называются любовью и смертью в Аризоне. Цыгане, “наши представители в раю”, как говорит Кустурица, живут на Балканах в домиках из картонных коробок. На медных трубах, прошедших огонь и воду вместе с их хозяевами, они выдувают на настоящих свадьбах, настоящих похоронах и под окнами настоящих, некартонных, домов музыку с дисков Бреговича. Брегович выдает на концертах музыку цыган, но не самих цыган, утверждает Кустурица, обвиняющий Бреговича в нередком утаивании этноисточников. Брегович говорит: “На Балканах никогда наверняка не знаешь, что используешь, в моем представлении бывшая Югославия - это Франкенштейн”. Я не знаю, что он хотел этим сказать. Другой Брега Благодаря самой популярной рок-группе бывшей Югославии, “Биело дугме” (“Белая пуговица”) Бреговича, или Бреги, Сараево в 70-х годах стало музыкальным центром Югославии. “Пуговичники” сплавляли рок с джазом, блюзом и сами были сплавлены чуть ли не из всех этносов Боснии. “Пуговицы” рассыпались еще до Югославии. Брегович, наполовину хорват, наполовину серб, женатый на мусульманке, в начале войны уехал из Сараево в Сербию, как и Кустурица. Теперь в основном он живет в Париже и иногда в Белграде, по соседству с Милошевичем. Брегович, экспериментирующий с хорватским, мусульманским, сербским, цыганским, еврейским фолком, наверно, - единственный космополит среди всех более или менее известных бывших “югов”. Даже сараевец Кустурица - серб, чьи предки были вынуждены перейти в мусульманство - хотя и называет себя югославом, не удержался от того, чтобы вставить в “Подполье” мусульманам и хорватам незаметные для небалканского зрителя шпильки. Когда Брегович, представляющий, по его словам, не культуру, а субкультуру, говорит, что ему важна православная музыкальная традиция, - это не политическое заявление. Это заявка на оригинальность. Горан ночью прилетал со “Свадьбами и похоронами” в Белград из Бразилии. Я на рассвете улетала в Москву. Получилось ночное интервью на “ты” между двумя самолетами. - В Боснии и Югославии обожают музыку Бреговича, но не космополита Бреговича: тебя упрекают в эмиграции из Боснии в Сербию в 1992 году и в полуэмиграции из Сербии во Францию... - В Сараево тогда стало невозможно работать - там не было электричества. Я не из тех, кто пойдет воевать, и не из тех, кто готов принести свою жизнь в жертву идее объединения Сербии с Боснией. На первых свободных выборах в Боснии в 1990 году мы пытались создать партию, которая не была бы национально ориентированной, как все остальные: в нее вошла вся интеллигенция Боснии. После того как стали известны результаты выборов, я потерял веру во влияние писателей, музыкантов, художников на политику. Что касается югославов, то, конечно, большинство хотело бы, чтобы их музыкальную культуру в Европе представлял не Брегович, а кто-нибудь другой. Через десять лет им будет стыдно за то, что сейчас происходит в Югославии, а моя музыка превратится в их традицию. - Для сербов - они единственные, кто тоскуют по стране - твоя музыка - это вся довоенная Югославия. А сам ты испытываешь по ней ностальгию? -Для меня страна - понятие не географическое и не политическое, а эмоциональное. Я просто начал показывать паспорт на границе с Хорватией, Боснией. На уровне чувств я живу все в той же стране. - - Были ли у тебя концерты в Сараево после войны? - Был я сам, без концертов. Но я не смог бы больше жить в Сараево, хотя он практически для меня не изменился: маленький город хорош, пока тебе нет восемнадцати. Я очень любил Сараево, летом там хранилось мое зимнее пальто, зимой - мои купальные плавки. А сам я все время путешествовал и дурачился, как типичная рок-звезда. У меня у первого в Югославии появилась шикарная машина, но она все время стояла в гараже - я стеснялся водить ее по Сараево. - Иво Андрич, про которого одни говорят, что у него была и сербская, и хорватская кровь, другие, что он серб, крещенный по католическому обряду, а третьи, что он хорват, отрекшийся от своих корней, когда уехал из Боснии в Белград, принципиально заговорил с белградским акцентом. Ты по-прежнему говоришь с сараевским... - Иво Андрич - писатель, для него это было важно. Мой язык - музыка. Оркестр под управлением 49-летнего Бреговича играет саундтрек из “Времени цыган” и “Подполья”, где похороны и свадьбы иногда ничем друг от друга не отличаются. И свадьбы, и похороны требуют участия зрителей, требуют торжественной серьезности, которая на свадьбах забывается немного быстрее, чем на похоронах. Смерть, брак, сны того, кому снишься ты, тело призрака, живущего в наполненном водой танке, - способы существования неограниченны. Во “Времени цыган” (или “Дом для повешенных”), где в цыганский праздник св. Георгия ночью поют в реке и там же любят друг друга, сын лежащего в гробу Перхана крадет с глаз отца огромные монеты. Второй раз Перхан умер в прошлом году - актер Давор Дуймович повесился в Любляне. Его вторая смерть для Балкан ничем не отличалась от первой. Пышная свадьба в “Подполье” танцует на острове. Остров откалывается от материка и уплывает в море. Пышные похороны страны. - Изменилась ли твоя жизнь в Белграде после операции НАТО? - Меня тогда здесь не было. Если говорить честно, я проявил себя ужасным эгоистом: думал только об архиве, как его переправить в Македонию. Я уже пережил подобное во время боснийской войны, когда в Сараево погибла часть моих музыкальных записей. - Почему вместе с твоим переездом в Белград ты перестал играть рок? - Один раз я услышал, как мою музыку исполняли англичане - играли без всех этих ортопедических добавок рок-н-ролла. Понимаешь, рок не существует в чистом виде, ему нужен эффектный антураж, скандальные истории. Кроме того, рок “Биело дугме”, хотя и использовал народные мотивы, наряжался в западные одежды. Их до сих пор носит вся провинциальная музыка: югославская, русская, и поэтому для меня она большая или меньшая дрянь. По-настоящему я принялся работать с началом войны. Кустурица попросил меня написать саундтрек к его фильму, и это было тогда единственным предложением. Я работал для кино, как маньяк. Мне позарез нужны были деньги, мне позарез нужно было бросать их на ветер. Я тогда опять начал давать концерты, но уже с оркестром. Сначала оркестр был слишком хорошим, а потому не естественным, и тогда я выбросил все женские голоса - они звучали слишком по-католически, а потом выкинул духовые инструменты, заменив их цыганскими медными трубами. Мои “Свадьбы и похороны”, в которых участвуют около ста человек, - как ранняя панк-музыка, сочинявшаяся без участия машин. - Белградские газеты пишут: ты поссорился с Кустурицей, когда сказал, что режиссер во многом обязан славой твоим саундтрекам... - Они преувеличивают. Я не виделся с Эмиром уже два года. До своего нового фильма “Белый кот, черная кошка” Кустурица работал с одними и теми же людьми. Ему захотелось перемен, и музыку для “Белого кота” писал уже не я. Людям нравятся эти романтические истории об отношениях между режиссером и его композитором. Но время Феллини и Нино Роты, когда все были уверены, что кинематограф - самое главное искусство, прошло. Меня уже не очень интересует кино, и кино, материализовавшееся в коммерческий продукт, уже не нуждается в хороших композиторах. А свадьбы и похороны материализуются в мир и войну, в безудержное веселье под MTV-ишного “Калашникова” из “Подполья” и безутешное страдание, в “мы, сербы” и “ненавидящий нас мир”, в белого кота и черную кошку Кустурицы. В Бреговича, покупавшего яхты за миллион долларов и заставлявшего всю бывшую Югославию, ничего подобного про своих граждан никогда не слыхавшую, обсуждать по несколько месяцев поступок рок-звезды из Сараево. Бреговича, первым в Югославии заработавшего на музыке баснословные деньги и растратившего их за один вечер, что на Балканах и есть настоящая “элегантность” жизни. И в убитого недавно в Белграде легендарного Желько Ражнатовича по прозвищу Аркан, “крестного отца” сербской мафии, прославившегося зверствами своих “тигров” во время войны в Боснии и Хорватии; в торговца мороженым, превратившегося в одного из самых богатых людей Югославии, владельца фабрик, футбольных команд, женщин. В современной балканской литературе герои должны непременно чем-то удивлять - стеклянными ногтями, умением менять запах в зависимости от настроения, от черешневого до нафталинового, страстью посылать письма по адресам из объявлений, напечатанных в прошлом веке. Балканы должны непременно чем-то, пускай даже и Арканом, но удивлять. Чего бы им это не стоило... БЕЛГРАД - МОСКВА |